Константинов крест [сборник] - Семён Данилюк

— Ничего, родная, теперь прорвемся, — Арташов огладил подрагивающую головку как когда-то, когда совсем похоже рыдала она после незаслуженного «неуда» по истории политучений. И как тогда, склонившись к ушку, зашептал:

— Как я рад, что мне данолишь тебя любить,и стучать в твоё окно,и цветы дарить,под дождем твоим стоять,под снегами стыть,безрассудно ревновать,тихо говорить:«Как я рад, что мне данолишь тебя любить…»

При первой же строчке Маша встрепенулась. Карие глазищи наполнились прежней восторженностью. Расстаться с ней, едва обретя?

Арташов вскочил.

— А зачем, собственно, дожидаться судьбы, если она, голубушка, в наших руках? «Зарницу» помнишь? Кроссы на значок ГТО?

— Ч-чего?

— До линии фронта сможешь дойти?

Маша, сглотнув, кивнула.

— Прямо сейчас!

— Господи! Да поползу.

— Тогда чего копаешься? Живо собирайся! — потребовал Арташов. — Через две-три недели, когда во Льгов придут проверялы, кукиш им достанется, — ты уже будешь числиться переводчицей в армейской разведке — за сотни километров отсюда.

— Женечка! — Маша ошарашенно глядела на жениха. — А тебе за это ничего?..

— Глупости! Знаешь, кто меня на задание послал? Ему слово сказать… — Арташов сорвал с вешалки куртку, протянул. — Только быстро. У нас счет на минуты. И на ноги что-то понадежней. В лесу прельщать некого.

Он с издевкой ткнул в модные полусапожки. Грозно свел брови.

— Или — передумала?

Маша метнулась переодеваться.

Дверь распахнулась. Вбежал Сашка.

— Немцы! Целый «Фердинанд». Въезжают в деревню.

Арташов простонал, — слишком складная выдавалась сказка. Еще и задание погубил.

— Так чего ты-то сюда приперся?! Я ж приказал уходить! — обрушился он на бойца.

— Я Рябенького отправил. Он настырный, дойдет, — Сашка, не обращая внимания на ругань, сноровисто выкладывал гранаты, запасные диски. — Можно попробовать через огороды.

— Поздно! — Арташов увидел выползающий из-за угла грузовик, из которого начали выскакивать эсэсовцы.

— Сволочь! — сквозь зубы обругал он себя.

— Что случилось? — из соседней комнаты показалась переодетая Маша.

Сашка удивленно вскинул голову.

— Маша! Моя невеста, — скупо, играя желваками, представил Арташов. Он кивнул на окно, через которое доносились гортанные немецкие выкрики, удары прикладов о двери домов. Обхватил ладонями родное Машино лицо, улыбнулся через силу. — Вот видишь, милая, как оно опять вывернулось. Залезай в погреб. После скажешь, что ворвались и заперли.

Шаги приблизились к крыльцу.

— В погреб, живо! — Арташов подхватил автомат. Сашка выдернул чеку из гранаты, примеряясь бросить, как только распахнется дверь. С улицы донесся требовательный гортанный голос. Пренебрегая грозной арташовской командой, Маша подбежала к окну, в чем-то убедилась. Скинула надетые боты. Натянула полусапожки. Подхватила кожаный жакет.

— Сидите тихо! Я уведу их.

— Уведешь?!

— Надеюсь, получится.

Она тряхнула головой, эффектно взбила волосы. Озорно подмигнула.

— Ну, как я вам?

— Блеск! — Сашка показал большой палец, на котором кокетливо болталась чека от зажатой в кулаке гранаты.

Маша, победно улыбнувшись, шагнула к выходу. Арташов ухватил ее за рукав:

— Только одно. Если пронесет, никуда. Жди! Скоро начнется наступление. Я тебя обязательно найду. И всё будет нормально! Слышишь? Ни-ку-да! Ты поняла?!

— Конечно, милый! Куда ж я от такого молодца?

Она высвободила рукав, пошевелила шутливо пальчиками и, напевая, вышла на крыльцо. На глазах у эсэсовцев принялась навешивать замок. Неспешно спустилась с крыльца и будто только теперь завидела офицера.

— Отто! — голос ее наполнился изумлением. — Was hat Sie in diese Öde geführt? Wollen Sie zu mir mit dieser Eskorte? (Какими судьбами в этой глуши? Не за мной ли с таким эскортом?)

— Freulein Maria? — пораженный офицер подхватил ее за ручку. — Woher kommen Sie denn? (Вы-то откуда?)

— Ich — klar (Я — понятно), — Маша улыбнулась. — Das ist das Haus meiner Mutter. Hier in der Nähe ist ihr Grab. Ich schaue hier nach dem Rechten. Это дом моей матери. Рядом, на погосте, — ее могила. Приезжаю приглядеть).

— Es ist gefährlich, allein zu reisen, Freulein Maria (Опасно ездить одной, фройлян Мария), — офицер, продолжая ласкать пальчики, укоризненно покачал головой. — Oder haben Sie keine Angst vor Partisanen? (Или не боитесь партизан?)

— Na und! (Вот еще!) — Маша фыркнула. — Sie haben sie doch vernichtet. (Вы же их уничтожили).

— Leider vermehrt sich dieses Gesindel, wie Kakalaken (Увы! Эта сволочь, как тараканы, имеет свойство плодиться), — офицер сделал доверительное лицо. — Vor einigen Stunden wurde das Auto des deutschen Oberst überfallen. Es läuf das totale Durchkämmen des Gebiets. So, dass wir Sie nicht mehr allein lassen. Nach L´gow werden Sie unter Aussicht der tapferen deutschen Armee eskortiert (Несколько часов назад совершено нападение на машину германского полковника. Идет повальное прочесывание. Так что одну мы вас больше не оставим. Во Льгов поедете под эскортом доблестной германской армии), — он склонился интимно к ушку. — Vielleicht wird Freulein Maria deswegen wohlwollender zu einem Soldaten? …Was?! (Может, хоть это заставит фройлян Марию стать благосклонней к фронтовику?.. Что?!) — резко оборвал он рапорт подбежавшего ефрейтора.

— Das Dorf ist leer, Herr Hauptmann. Wir haben alles durchgesucht (Деревня пуста, господин гауптман. Всё обыскали), — доложил тот. Задумчиво скосился на дом, возле которого они стояли.

Маша расхохоталась.

— Er schaute nachdenklich zu dem Haus, neben dem sie standen. Wieso alles, wenn keiner in meinem Haus war? Möchten sie öfnen? (Как же всё, если в мой дом не заходили. Желаете открыть?) — она с легкой издевкой протянула офицеру ключ.

— Es reicht uns, dass Sie selbst ihn duchgeschaut haben (Достаточно, что вы сами его доглядели), — гауптман зажал ключ в ее ладошке. — Los, wir fahren! (По машинам!)

Галантно подсадив Машу в кабину, гауптман с удовольствием полюбовался на обнажившиеся икры и браво запрыгнул следом. Машина развернулась и уехала.

— На зависть у вас невеста, товарищ лейтенант, — аккуратно вставляя чеку на место, с видом знатока объявил Сашка. — Прям в артистки!

Арташов не ответил.

— Не берите в голову, товарищ лейтенант! Эта за себя постоит, — как можно увереннее успокоил его Сашка. — А через неделю-другую вернемся, и всё будет абге махт! Вот увидите. У меня сердце — вещун.

Они нагнали Рябенького на месте последнего привала. Но проскочить незамеченными сквозь кольцо облавы не успели. При прорыве Рябенький был убит. Оставшееся до фронтовой полосы время Арташов, отнесший эту смерть на собственный счет, держался столь мрачно, что Сашка не выдержал. На последнем привале подполз вплотную.